Неточные совпадения
Алексей Александрович с испуганным и виноватым выражением остановился и хотел незаметно уйти назад. Но, раздумав, что это
было бы недостойно, он опять
повернулся и, кашлянув, пошел
к спальне. Голоса замолкли, и он вошел.
— То
есть как тебе сказать… Стой, стой в углу! — обратилась она
к Маше, которая, увидав чуть заметную улыбку на лице матери,
повернулась было. — Светское мнение
было бы то, что он ведет себя, как ведут себя все молодые люди. Il fait lа сour à une jeune et jolie femme, [Он ухаживает зa молодой и красивой женщиной,] a муж светский должен
быть только польщен этим.
Легко ступая и беспрестанно взглядывая на мужа и показывая ему храброе и сочувственное лицо, она вошла в комнату больного и, неторопливо
повернувшись, бесшумно затворила дверь. Неслышными шагами она быстро подошла
к одру больного и, зайдя так, чтоб ему не нужно
было поворачивать головы, тотчас же взяла в свою свежую молодую руку остов его огромной руки, пожала ее и с той, только женщинам свойственною, неоскорбляющею и сочувствующею тихою оживленностью начала говорить с ним.
Когда Левин
повернулся к нему, он
был уже далеко. Но выстрел достал его. Пролетев шагов двадцать, второй дупель поднялся кверху колом и кубарем, как брошенный мячик, тяжело упал на сухое место.
Народ, доктор и фельдшер, офицеры его полка, бежали
к нему.
К своему несчастию, он чувствовал, что
был цел и невредим. Лошадь сломала себе спину, и решено
было ее пристрелить. Вронский не мог отвечать на вопросы, не мог говорить ни с кем. Он
повернулся и, не подняв соскочившей с головы фуражки, пошел прочь от гипподрома, сам не зная куда. Он чувствовал себя несчастным. В первый раз в жизни он испытал самое тяжелое несчастие, несчастие неисправимое и такое, в котором виною сам.
В то время как я таким образом мысленно выражал свою досаду на Карла Иваныча, он подошел
к своей кровати, взглянул на часы, которые висели над нею в шитом бисерном башмачке, повесил хлопушку на гвоздик и, как заметно
было, в самом приятном расположении духа
повернулся к нам.
— Н… нет, видел, один только раз в жизни, шесть лет тому. Филька, человек дворовый у меня
был; только что его похоронили, я крикнул, забывшись: «Филька, трубку!» — вошел, и прямо
к горке, где стоят у меня трубки. Я сижу, думаю: «Это он мне отомстить», потому что перед самою смертью мы крепко поссорились. «Как ты смеешь, говорю, с продранным локтем ко мне входить, — вон, негодяй!»
Повернулся, вышел и больше не приходил. Я Марфе Петровне тогда не сказал. Хотел
было панихиду по нем отслужить, да посовестился.
Да вот, кстати же! — вскрикнул он, чему-то внезапно обрадовавшись, — кстати вспомнил, что ж это я!.. —
повернулся он
к Разумихину, — вот ведь ты об этом Николашке мне тогда уши промозолил… ну, ведь и сам знаю, сам знаю, —
повернулся он
к Раскольникову, — что парень чист, да ведь что ж делать, и Митьку вот пришлось обеспокоить… вот в чем дело-с, вся-то суть-с: проходя тогда по лестнице… позвольте: ведь вы в восьмом часу были-с?
Надо мной смейся, но ко мне мать приехала, —
повернулся он вдруг
к Порфирию, — и если б она узнала, — отвернулся он опять поскорей
к Разумихину, стараясь особенно, чтобы задрожал голос, — что эти часы пропали, то, клянусь, она
была бы в отчаянии!
Это фамильярное «а вам что нужно?» так и подсекло чопорного господина; он даже чуть
было не поворотился
к Разумихину, но успел-таки сдержать себя вовремя и поскорей
повернулся опять
к Зосимову.
Немедленно хор повторил эти две строчки, но так, что получился карикатурный рисунок словесной и звуковой путаницы. Все певцы
пели нарочито фальшиво и все гримасничали, боязливо оглядывая друг друга, изображая испуг, недоверие, нерешительность; один даже
повернулся спиною
к публике и вопросительно повторял в угол...
Он ждал каких-то других слов. Эти
были слишком глупы, чтобы отвечать на них, и, закутав голову одеялом, он тоже
повернулся спиною
к жене.
Женщина стояла, опираясь одной рукой о стол, поглаживая другой подбородок, горло, дергая коротенькую, толстую косу; лицо у нее — смуглое, пухленькое, девичье, глаза круглые, кошачьи; резко очерченные губы. Она
повернулась спиною
к Лидии и, закинув руки за спину, оперлась ими о край стола, — казалось, что она падает; груди и живот ее торчали выпукло, вызывающе, и Самгин отметил, что в этой позе
есть что-то неестественное, неудобное и нарочное.
Должно
быть, потому, что он говорил долго, у русского народа не хватило терпения слушать, тысячеустое ура заглушило зычную речь, оратор
повернулся к великому народу спиной и красным затылком.
— Как потрясен, — сказал человек с французской бородкой и, должно
быть, поняв, что говорить не следовало,
повернулся к окну, уперся лбом в стекло, разглядывая тьму, густо закрывшую окна.
— Уйди, — повторила Марина и
повернулась боком
к нему, махая руками. Уйти не хватало силы, и нельзя
было оторвать глаз от круглого плеча, напряженно высокой груди, от спины, окутанной массой каштановых волос, и от плоской серенькой фигурки человека с глазами из стекла. Он видел, что янтарные глаза Марины тоже смотрят на эту фигурку, — руки ее поднялись
к лицу; закрыв лицо ладонями, она странно качнула головою, бросилась на тахту и крикнула пьяным голосом, топая голыми ногами...
— Идите в кухню, Егерев,
пейте чай. А Ловцов
повернулся спиной
к солидным людям и сказал...
Лицо Обломова вдруг облилось румянцем счастья: мечта
была так ярка, жива, поэтична, что он мгновенно
повернулся лицом
к подушке. Он вдруг почувствовал смутное желание любви, тихого счастья, вдруг зажаждал полей и холмов своей родины, своего дома, жены и детей…
Бьоринг свирепо
повернулся было опять
к слуге и что-то крикнул ему громко, одно или два слова, я не разобрал.
— Сегодня? — так и вздрогнула вся Татьяна Павловна, — да
быть же того не может, он бы сказал. Он тебе сказал? —
повернулась она
к матери.
Слушайте, вы! —
повернулась она вдруг
к матери, которая вся побледнела, — я не хочу вас оскорблять, вы имеете честный вид и, может
быть, это даже ваша дочь.
— А я очень рада, что вы именно теперь так говорите, — с значением ответила она мне. Я должен сказать, что она никогда не заговаривала со мной о моей беспорядочной жизни и об омуте, в который я окунулся, хотя, я знал это, она обо всем этом не только знала, но даже стороной расспрашивала. Так что теперь это
было вроде первого намека, и — сердце мое еще более
повернулось к ней.
В эту минуту вдруг показалась в дверях Катерина Николаевна. Она
была одета как для выезда и, как и прежде это бывало, зашла
к отцу поцеловать его. Увидя меня, она остановилась, смутилась, быстро
повернулась и вышла.
Я только
было собрался отвечать, но пошевелил нечаянно ногой: круглое седалище, с винтом,
повернулось, как по маслу, подо мной, и я очутился лицом
к стене.
— Шикарный немец, — говорил поживший в городе и читавший романы извозчик. Он сидел,
повернувшись вполуоборот
к седоку, то снизу, то сверху перехватывая длинное кнутовище, и, очевидно, щеголял своим образованием, — тройку завел соловых, выедет с своей хозяйкой — так куда годишься! — продолжал он. — Зимой, на Рождестве, елка
была в большом доме, я гостей возил тоже; с еклектрической искрой. В губернии такой не увидишь! Награбил денег — страсть! Чего ему: вся его власть. Сказывают, хорошее имение купил.
Ну там еще про себя, внутри, в глубине сердца своего виновен — но это уж не надо писать, —
повернулся он вдруг
к писарю, — это уже моя частная жизнь, господа, это уже вас не касается, эти глубины-то сердца то
есть…
Дмитрий Федорович встал, в волнении шагнул шаг и другой, вынул платок, обтер со лба пот, затем сел опять, но не на то место, где прежде сидел, а на другое, на скамью напротив, у другой стены, так что Алеша должен
был совсем
к нему
повернуться.
Митя встал и подошел
к окну. Дождь так и сек в маленькие зеленоватые стекла окошек. Виднелась прямо под окном грязная дорога, а там дальше, в дождливой мгле, черные, бедные, неприглядные ряды изб, еще более, казалось, почерневших и победневших от дождя. Митя вспомнил про «Феба златокудрого» и как он хотел застрелиться с первым лучом его. «Пожалуй, в такое утро
было бы и лучше», — усмехнулся он и вдруг, махнув сверху вниз рукой,
повернулся к «истязателям...
Он тотчас же и прежде всего обратился
к сидевшей в своем кресле супруге штабс-капитана (которая как раз в ту минуту
была ужасно как недовольна и брюзжала на то, что мальчики заслонили собою постельку Илюши и не дают ей поглядеть на новую собачку) и чрезвычайно вежливо шаркнул пред нею ножкой, а затем,
повернувшись к Ниночке, отдал и ей, как даме, такой же поклон.
Затем тотчас же хотел
было пройти в калитку, но вдруг остановился и
повернулся к Смердякову.
Он остановился, как будто злоба мешала ему говорить. В комнате стало жутко и тихо. Потом он
повернулся к дверям, но в это время от кресла отца раздался сухой стук палки о крашеный пол. Дешерт оглянулся; я тоже невольно посмотрел на отца. Лицо его
было как будто спокойно, но я знал этот блеск его больших выразительных глаз. Он сделал
было усилие, чтобы подняться, потом опустился в кресло и, глядя прямо в лицо Дешерту, сказал по — польски, видимо сдерживая порыв вспыльчивости...
Фамилия Доманевича пробежала в классе электрической искрой. Головы
повернулись к нему. Бедняга недоумело и беспомощно оглядывался, как бы не отдавая себе отчета в происходящем. В классе порхнул по скамьям невольный смешок. Лицо учителя
было серьезно.
Выйдя от Луковникова, Галактион решительно не знал, куда ему идти. Раньше он предполагал завернуть
к тестю, чтобы повидать детей, но сейчас он не мог этого сделать. В нем все точно
повернулось. Наконец, ему просто
было совестно. Идти на квартиру ему тоже не хотелось. Он без цели шел из улицы в улицу, пока не остановился перед ссудною кассой Замараева. Начинало уже темнеть, и кое-где в окнах мелькали огни. Галактион позвонил, но ему отворили не сразу. За дверью слышалось какое-то предупреждающее шушуканье.
— Распыхались наши купцы не
к добру, — пошептывал миллионер, точно колдун. — Ох, не
быть добру!.. Очень уж круто
повернулись все, точно с печи упали.
— Что это…
было? —
повернулся он
к ней взволнованным лицом.
Генерал чуть-чуть
было усмехнулся, но подумал и приостановился; потом еще подумал, прищурился, оглядел еще раз своего гостя с ног до головы, затем быстро указал ему стул, сам сел несколько наискось и в нетерпеливом ожидании
повернулся к князю. Ганя стоял в углу кабинета, у бюро, и разбирал бумаги.
— Знать же я тебя не хочу после этого! — Она
было быстро
повернулась уходить, но вдруг опять воротилась. — И
к этому атеисту пойдешь? — указала она на Ипполита. — Да чего ты на меня усмехаешься, — как-то неестественно вскрикнула она и бросилась вдруг
к Ипполиту, не вынеся его едкой усмешки.
Зевок этот не ускользнул от Варвары Павловны; она вдруг
повернулась спиной
к фортепьяно, промолвила: «Assez de musique comme ça; [Довольно музыки (фр.).]
будем болтать», — и скрестила руки.
— Нет, видите, —
повернувшись лицом
к Лизе и взяв ее за колено, начала сестра Феоктиста: — я ведь вот церковная, ну, понимаете, православная, то
есть по нашему, по русскому закону крещена, ну только тятенька мой жили в нужде большой.
— Очень мне нужно верить ему или не верить, — отвечал Плавин, — досадно только, что он напился как скотина! Мне перед Симоновым даже совестно! — прибавил он и
повернулся к стене; но не за то ему
было досадно на Николая Силыча!
Матери хотелось сказать ему то, что она слышала от Николая о незаконности суда, но она плохо поняла это и частью позабыла слова. Стараясь вспомнить их, она отодвинулась в сторону от людей и заметила, что на нее смотрит какой-то молодой человек со светлыми усами. Правую руку он держал в кармане брюк, от этого его левое плечо
было ниже, и эта особенность фигуры показалась знакомой матери. Но он
повернулся к ней спиной, а она
была озабочена воспоминаниями и тотчас же забыла о нем.
Только тогда я с трудом оторвался от страницы и
повернулся к вошедшим (как трудно играть комедию… ах, кто мне сегодня говорил о комедии?). Впереди
был S — мрачно, молча, быстро высверливая глазами колодцы во мне, в моем кресле, во вздрагивающих у меня под рукой листках. Потом на секунду — какие-то знакомые, ежедневные лица на пороге, и вот от них отделилось одно — раздувающиеся, розово-коричневые жабры…
— А-а! Подпоручик Ромашов. Хорошо вы, должно
быть, занимаетесь с людьми. Колени вместе! — гаркнул Шульгович, выкатывая глаза. — Как стоите в присутствии своего полкового командира? Капитан Слива, ставлю вам на вид, что ваш субалтерн-офицер не умеет себя держать перед начальством при исполнении служебных обязанностей… Ты, собачья душа, —
повернулся Шульгович
к Шарафутдинову, — кто у тебя полковой командир?
Назанский опять подошел
к поставцу. Но он не
пил, а,
повернувшись спиной
к Ромашову, мучительно тер лоб и крепко сжимал виски пальцами правой руки. И в этом нервном движении
было что-то жалкое, бессильное, приниженное.
— Разве
есть возможность спать, когда тут рассказывают какой-то вздор о мошенниках и летают стулья над головой? — проговорил Калинович и
повернулся к стене.
Не выдержал бедный Александр: приехал на третий день. Наденька
была у решетки сада, когда он подъезжал. Он уж
было обрадовался, но только что он стал приближаться
к берегу, она, как будто не видя его,
повернулась и, сделав несколько косвенных шагов по дорожке, точно гуляет без цели, пошла домой.
Вера хотя
была встревожена, но не удивилась и не пришла в замешательство. Ночью, когда муж пришел
к ней в постель, она вдруг сказала ему,
повернувшись к стене...
Рассказчик вдруг оборвал и
повернулся было к Лебядкину, но Варвара Петровна остановила его; она
была в сильнейшей экзальтации.
Он вдруг встал,
повернулся к своему липовому письменному столу и начал на нем что-то шарить. У нас ходил неясный, но достоверный слух, что жена его некоторое время находилась в связи с Николаем Ставрогиным в Париже и именно года два тому назад, значит, когда Шатов
был в Америке, — правда, уже давно после того, как оставила его в Женеве. «Если так, то зачем же его дернуло теперь с именем вызваться и размазывать?» — подумалось мне.
Повернусь я опять назад
к востоку, а тень-то, тень-то от нашей горы далеко по озеру, как стрела, бежит, узкая, длинная-длинная и на версту дальше, до самого на озере острова, и тот каменный остров совсем как
есть пополам его перережет, и как перережет пополам, тут и солнце совсем зайдет, и всё вдруг погаснет.